Расследование одной из самых загадочных трагедий прошлого века — гибели первого космонавта планеты Юрия Гагарина и летчика Владимира Серегина — может быть возобновлено. Говоря языком юристов, «по вновь открывшимся обстоятельствам». На возобновлении следствия настаивает бывший сотрудник ГосНИИ эксплуатации и ремонта авиационной техники ВВС Игорь Кузнецов, который в числе других в 1968 году выяснял причины катастрофы самолета «МиГ-15».
Выдвинуто немало версий причин аварии, но на главный вопрос — что же происходило с самолетом и экипажем в последние 68 секунд полета — ответа нет. Кузнецов долгие годы собирал материалы, касающиеся трагедии. За это время технический прогресс шагнул далеко вперед, и Игорь Иванович проанализировал данные с учетом современных знаний. Выводы, которые он сделал, поистине сенсационны: Гагарин и Серегин в момент падения самолета находились без сознания, поэтому и не могли вывести машину из пике. А виной тому — незакрытый кем-то вентиляционный кран в кабине.
27 марта 1968 г. полковник Серегин как инструктор и проверяющий на самолете «МиГ-15» взлетел вместе Гагариным с аэродрома «Чкаловский». Этот полет оказался для них последним. Тщательность обследования места падения самолета и объем собранного материала не имеют аналогов в мировой практике расследования авиакатастроф. Под Киржачом (место падения) было собрано более 90% самолета, тогда как обычно собирают не более 60%. Самый крупный человеческий фрагмент — кисть левой руки Гагарина — был обнаружен в обломках левой панели первой кабины. Среди обломков пола нашли подошвы и часть ботинка.
Медики оказались в чрезвычайно трудном положении: от них требовали установить, кто из пилотов управлял самолетом в последний момент. Тщательный анализ найденных подошв обуви позволил сделать вывод, что самолетом управлял Серегин.
18 августа 1968 года госкомиссия сформулировала заключение о расследовании катастрофы и подготовила текст для публикации в печати результатов работы, — раскрывает секреты 37-летней давности Игорь Кузнецов. — Однако официально эти документы опубликованы не были: начались события в Чехословакии, СССР ввел туда войска, и внимание общественности переключилось на эту тему. Но факт остается фактом: расследование так и не дало ответа на главный вопрос: в чем причина катастрофы? Когда об этом — еще в мае 68-го — доложили руководителю комиссии Дмитрию Устинову, он в сердцах воскликнул: «Да что их, нечистая сила сбила?» И продлил работу комиссии еще на три месяца.
Первые 20 лет тема падения самолета Гагарина фактически была под запретом. Материал, собранный госкомиссией, увидел свет только в 1987-1989 годах в статьях профессора Белоцерковского (ему вместе с космонавтом Леоновым разрешили ознакомиться со сводным отчетом комиссии), опубликованных в технических и справочных изданиях по авиации и, следовательно, малодоступных обывателям. Профессор изложил одну из тех многочисленных версий, которые рассматривала госкомиссия, но признала ее лишь вероятной: она не была подкреплена фактами.
Госкомиссия провела беспрецедентное по объему и глубине расследование, — говорит Игорь Кузнецов, — но камнем преткновения, на котором споткнулась и остановилась вся работа, стала невозможность получения достоверной информации об аварийном участке полета самолета — от момента последнего сеанса радиообмена экипажа с руководителем полетов до точки падения. Эти последние 68 секунд полета до сих пор оставались неизвестными.
Оказалось, что тогдашним научным умам и практикам не хватало знаний. Некоторые параметры, факты, показания приборов специалисты объяснить не смогли, поэтому они остались невостребованными — до поры до времени. И только сейчас оказалось возможным понять, о чем они свидетельствуют и какие процессы отражают. Игорю Ивановичу удалось определить главное — траекторию и параметры движения самолета Гагарина на аварийном участке полета.
Зная, как на самом деле двигался самолет на этом участке, стало возможным понять первопричину и суть аварийной ситуации, оценить действия летчиков в сложившейся нештатной ситуации, определить факторы, которые привели к трагической развязке, восстановить реальный маршрут полета самолета от взлета до точки столкновения с землей.
То, что кабины были не загерметизированы, было установлено еще госкомиссией. Кран вентиляции первой кабины, у Гагарина (всего в самолете два крана — в первой и во второй кабинах), был открыт на 48%. Это значит, что кабина не была загерметизирована с самого начала полета. Летчики узнать об этом могли только на высоте более 2 тысяч метров — по показаниям приборов. Они, видимо, выяснили это, когда делали развороты на высоте 4200 м. Установив, что произошла нештатная ситуация, летчики стали действовать согласно инструкции. Как тогда, так и сегодня они обязаны прекратить выполнение задания, экстренно снизить высоту полета до 2 тысяч метров и вернуться на аэродром.
Траектория показывает, что именно это Серегин с Гагариным и сделали: развернулись, чтобы экстренно снизить высоту полета. Они запросили 320 градусов, т. е. хотели уйти налево. Но развернулись все-таки на курс 180. Это легко объяснимо: слева на высоте 3 тысячи метров работал другой учебный истребитель «МиГ-15». Серегин с Гагариным знали, что туда идти было опасно, — могли столкнуться. Сразу вниз они тоже не могли опуститься: по их расчетам, там прыгали парашютисты — летчики-космонавты под руководством Алексея Леонова. Леонов тогда сказал: «Наши летают!» И оказался последним, кто слышал гагаринский самолет.
Можно с уверенностью сказать, что «нырок» («бочка» с уходом на пикирование, чтобы снизить высоту) сделал Серегин, — говорит Игорь Иванович. — Сделал энергично, правым переворотом. Гагарин еще не был подготовлен к выполнению такого сложного маневра. Только при таком варианте ухода на снижение могли появиться те показания приборов, которые были установлены комиссией.
А дальше произошло непонятное: машина пошла вниз (приборы это подтвердили) и не вышла из пике. Все удивлялись: почему опытнейший Серегин даже не сделал попытки выхода? Ни на 2 тысячах метрах, ни вблизи земли. К сожалению, в 1968 году некоторые параметры конечных условий полета (непосредственно перед падением) были поняты комиссией однозначно. Эксперты посчитали, что летчики слишком поздно попытались вывести машину из пикирования и просто недотянули. Теперь же уверенно можно сказать, что попытки вывода даже не предпринимались.
Что же случилось?
Летчики находились на высоте 4200 м в незагерметизированной кабине более 6 минут, кислородными масками не пользовались — это установила комиссия. Значит, можно говорить о начальном кислородном голодании (гипоксии). Из этих 6 минут 5 на пилотов действовала перегрузка. А потом они начали быстро снижаться, и перегрузка продолжала расти.
В незагерметизированной кабине давление росло лавинообразно. Можно утверждать, что в первые же 5-7 секунд летчики получили так называемый аэродинамический удар: давление в кабине росло со скоростью 9-14 мм ртутного столба в секунду (!), потому что вертикальная скорость снижения была 140-150 м/с — это тоже показали приборы. Представьте, если вы летите в самолете, уши закладывает при снижении 5-7 метров в секунду. А тут все 150! Последствием аэродинамического удара может быть оглушающий эффект или летальный исход. Есть все основания полагать, что в течение первых 3-7 секунд пилоты потеряли работоспособность, и далее пикирование, вплоть до столкновения с землей, продолжалось в неуправляемом режиме. А еще через 22 секунды машина разбилась.
Только в 1991 году медики смогли установить: если летчик оказался в предобморочном состоянии, сознание возвращается к нему через 5-15 секунд, способность оценивать обстановку — через 15-20 секунд, двигательная активность и способность управлять самолетом — через 30-120 секунд. Гагарину с Серегиным просто не хватило времени прийти в себя и вновь начать управлять пикируемой машиной. Игорь Кузнецов считает, что полуоткрытый кран вентиляции первой кабины (это стало причиной негерметичности) и высокую вертикальную скорость снижения при пикировании ни в коем случае нельзя ставить в вину экипажу. Кран могли оставить открытым и техник, и пилот, летавший на этой машине перед Гагариным.
Можно предполагать, что Юрий Алексеевич не трогал этот кран. Летчики восприняли негерметичность кабины как неисправность авиатехники и далее действовали строго по инструкции, — резюмирует Игорь Иванович. — А инструкция того времени не ограничивала величину вертикальной скорости снижения при такой нештатной ситуации. Ограничения ввели только в 1975 году — не более 50 метров в секунду (а они снижались со скоростью 140-150 м/с). И оно действует по сей день. Опасность совокупного воздействия высотных факторов полета на организм пилотов тогда тоже была не так очевидна, как сейчас.
Главная 
