В 1836 году в доме дворянина Станислава Рачковского на одной из
окраинных улиц города Борисова остановились на постой четверо
солдат-ветеранов, возвращавшихся домой после двадцатипятилетней службы.
Переночевав, они отправились дальше, за исключением одного — некоего
Иоахима, уроженца Могилевской губернии. Солдат серьезно занемог, и
хозяин уложил его в постель.
Вечером, в Покров день, чувствуя, что силы оставляют его,
Иоахим попросил хозяина прийти к нему. При разговоре присутствовал
десятилетний сын Рачковского, Юлиан, которому на долгое время суждено
было стать единственным хранителем тайны умиравшего солдата.
Оказалось, что Иоахиму уже однажды довелось побывать в
Борисове — в ноябре 1812 года, когда близ города, на подступах к
переправе через Березину у села Студенки, происходило четырехдневное
сражение между отступавшей наполеоновской армией и стиснувшими ее с
трех сторон русскими войсками.
В ту пору Иоахим служил в 14-м егерском полку. Он и еще девять
солдат были отправлены дозором в сторону от дороги, по которой шли
войска. За перелеском в поле они увидели завязший в грязи крытый
фургон, вокруг которого суетилось несколько неприятельских солдат.
Очевидно, французы попробовали через поле добраться до переправы, но
увязли и теперь безуспешно пытались выбраться. Увидев приближающихся
русских солдат, французы бросили фургон и кинулись к переправе.
Иоахим одним из первых подбежал к брошенному фургону, откинул
тяжелый полог и заглянул внутрь. Сначала ему показалось, что фургон
пустой, но потом он разглядел восемь небольших бочонков, в два ряда
стоявших на дне повозки.
Солдаты выбили дно у одного из бочонков и не поверили своим
глазам: бочонок был доверху заполнен золотыми монетами. То же самое
было в остальных...
Ситуация не располагала к долгим раздумьям: каждую минуту
могли показаться либо французы, либо свои, и еще неизвестно, что было
бы хуже. Немного в стороне, неподалеку от берега реки, у двух дубов
солдаты быстро выкопали яму, застелили ее кожаным пологом с фургона и
высыпали туда золотые монеты из бочонков. Чтобы замаскировать
свежевскопанную землю, над кладом развели костер.
А спустя два дня во время боев у переправы погибли пятеро из
посвященных в тайну. Потом был заграничный поход через всю Европу... И
так случилось, что к 1836 году Иоахим оказался единственным оставшимся
в живых из тех десяти егерей. А теперь и он умирал — неподалеку от
заветного клада.
Солдат пообещал Рачковскому показать то место, где у двух
дубов зарыто золото, но, увы, встать на ноги ему уже было не суждено, и
болезнь унесла его в могилу. Перед смертью он просил Рачковского, если
тот выроет клад, три раза в год заказывать общую панихиду за русских и
французов, убитых в той войне.
Рачковскому было знакомо место захоронения клада, о котором
говорил солдат. Правда, росшие там два дуба уже лет пятнадцать как
срубили, но два больших пня все еще сохранились и могли служить
ориентиром. Тем не менее он так и не решился выкопать клад.
Прошло несколько лет. Умер старик Рачковский, а его сын Юлиан
Станиславович, слышавший все разговоры Иоахима с отцом, был «за
политику» сослан в далекую Вятскую губернию. Вернуться в родные места
Рачковскому-младшему разрешили, когда ему уже было за семьдесят. Все
эти годы он хранил тайну золотого клада, зарытого у двух дубов, и лишь
преклонный возраст заставил его нарушить молчание. В 1897 году он
направил в Петербург докладную записку о кладе на имя министра
земледелия и государственных имуществ. Оттуда его записку переслали в
Археологическую комиссию, откуда спустя некоторое время пришел ответ:
сообщение Рачковского «принято к сведению». На его последующие
обращения туда с предложением своих услуг и просьбой начать раскопки
комиссия вообще не сочла нужным отвечать.
Тогда Рачковский обратился к почетному председателю
Археологической комиссии графине Прасковье Сергеевне Уваровой. Ответ
снова разочаровал его: в нем говорилось: «Ни Петербургское, ни
Московское археологическое общество — никто из нас не пускается в такие
дела, ибо мы по уставу преследуем только ученые цели, предоставляя
кладоискательство частным лицам или правительству».
Но Рачковский упорно продолжал писать во все инстанции, пока,
наконец, министерство внутренних дел не дало ему разрешение на раскопки
сроком на один год.
С того дня, когда солдаты зарыли золотой клад, прошло уже
восемьдесят пять лет. Берега Березины, ежегодно заливаемые весенним
паводком, неузнаваемо изменились. Поэтому найти то место, где некогда
стояли два дуба, было уже невозможно. Тем не менее на свои собственные
средства старик нанял нескольких землекопов, те потыкали землю железным
щупом, покопались наугад в двух-трех местах... На том поиски
Рачковского и кончились.
Но клад у Березинской переправы продолжают искать и в наши
дни. Сегодняшние кладоискатели оснащены гораздо лучше, чем во времена
Рачковского. Поэтому точку на этом деле ставить рано. А вдруг однажды
под лопатой искателей сокровищ блеснут золотые монеты, зарытые в
холодном ноябре 1812 года солдатом Иоахимом и его товарищами...
|
Главная 
